И он приказал крепить последний парус.
Второй шквал был ещё сильнее, чем первый. Никто больше не надеялся на спасение. Но когда уже казалось, что всё пропало, и волна, высокая как гора, была совсем рядом, юнга приказал выбрасывать за борт вторую сажень дров — полено за поленом.
И снова все услышали протяжный стон.
А потом всё стихло.
— Теперь нам надо выдержать третий шквал,— сказал юный капитан.— Он будет самым свирепым. Становитесь все по местам!
И верно, третий шквал был такой, что первые два казались теперь детской забавой.
Можно было подумать, что всё море обрушилось на бедное судёнышко.
И опять юнга приказал выбрасывать третью сажень дров, и непременно по одному полену.
Когда последнее полено было выброшено за борт, тяжёлый, хриплый стон послышался над морем... Потом всё стихло. Волнение в море улеглось. Только волны стали красными, словно от крови.
А корабельная команда долго ещё не могла успокоиться. Пока не пришли в гавань, только и было разговору, что о трёх шквалах.
— И как это наш юнга догадался, что страшные волны можно забросать дровами? — дивились все.
Но юнга помалкивал.
Обратный путь был лёгкий. Корабль хоть и покачивало, но никто не обращал на это внимания.
Наконец открылся родной берег.
— Верно, наши жёны ждут не дождутся нас,— сказал шкипер.
— Может, тот шквал дошёл до самого берега,— сказал первый штурман.— Так наши жёны тоже страху натерпелись.
— Эх, скорее бы их увидеть,— вздохнул второй штурман.
— Не увидите вы их больше,— сказал юнга, слышавший этот разговор.
— Ты что болтаешь, что каркаешь? — накинулись на него шкипер и оба штурмана.
— Я-то не каркаю, а вот ваши жёны и вправду хотели беду вам накаркать.
И он рассказал обо всём, что видел и слышал в тот день, когда остался на корабле.
И правда, вернувшись домой, ни шкипер, ни штурманы не застали своих жён.
Никто не мог сказать, что с ними случилось. В последний раз их видели накануне бури, она бушевала и на берегу. Может, по неосторожности они во время бури и погибли? Кто знает, может, и так.
Пока Расмус рассказывал эту историю и много ещё других, столь же увлекательных и столь же неправдоподобных, наступил вечер.
Тёмные, низкие тучи заволокли небо.Приближалась гроза.
Молнии то падали прямо в море, то извивались змеёй, и тогда над непроницаемой завесой облаков вспыхивала огненная бахрома.
Гроза была ещё далеко.
Удары грома едва доносились до нас, море катило светлую, спокойную волну. Но вспышки молний и багровые лучи заходящего солнца окрашивали море в кровавокрасный цвет.
Нам было ясно, что бури нам не избежать.
При последних лучах солнца мы увидели вдали у горизонта чёрную полосу. Ещё немного — и на волнах появилась белая кайма взбитой пены.
Нас окружали гроза и ночь.
И вот ветер усилился. Наша лодка понеслась как стрела.
Скоро мы уже были у крайних шхер.
При свете молнии мы видели, как высокие пенистые волны бьются о берег, и гул прибоя звучал в наших ушах словно гром.
Расмус зорко всматривался в темноту, что-то в ней отыскивая, а я не мог различить ничего, кроме белой полосы пены, к которой мы неумолимо приближались.
Наконец и я различил маленькую чёрную точку,— это был узкий пролив. Мы проскочили его и вошли в тихую гавань, защищенную от ветра и непогоды высокими скалами. |
