И Тормод жил у Олава конунга в почете и прославился как муж редкой отваги, надежный во всех испытаниях.
Тормод уехал из страны вместе с Олавом конунгом и разделил вместе с ним все невзгоды изгнания. И вернулся в Норвегию он с ним же, ибо ему казалось, что лучше умереть, вместе с конунгом, нежели пережить его.
А когда конунг подошел в Трандхейме к долине, которая называется Верадаль, и узнал, что тренды обложили его, он в шутку спросил Тормода:
— Что бы ты сейчас предпринял, если б был предводителем нашего войска?
Тогда Тормод сказал вису.
[№ 31]
Хижины сожжем мы
Те, что обнаружим
Хвербьёрга южнее,
за державу княжью.
Будь по мне, так вспомнил
всякий тренд бы юга
от угла уголья
с головой угарной.
Олав конунг сказал:
— Не исключено, что удастся сделать как ты говоришь. Но мы примем иное решение и не станем жечь нашу собственную землю. Однако мы подозреваем, что ты бы и сам не поступил так, как сказал.
В день битвы при Стикластадире Олав конунг позвал Тормода и велел ему развлечь войско. А тот произнес Древние Речи Бьярки.
[№ 32]
День народился,
Кочет хлопочет,
Слугам сычужным
Пора за работу,
Не спите, вставайте
Споспешники свеев,
Конунга Адильса
Други все главны:
[№ 33]
Хар Крепкий Хваткой,
Хрольв Луком Меткий, —
Люд родовитый,
Спины не казавший;
Не браги пригубить,
Не с бабой шептаться
Я вас побуждаю,
А баловать Хильд.
Конунг сказал:
— Песнь избрана верно ввиду тех событий, что произойдут здесь сегодня, и я называю эту песнь Навострением Воинов.
Рассказывают, что днем перед битвой Тормод был довольно мрачен. Конунг увидел это и сказал:
— Отчего ты все время молчишь, Тормод?
Тот отвечает:
— Оттого, государь, что я не уверен, пойдем ли мы вечером оба в один приют. Если ты мне теперь обещаешь, что мы оба пойдем одной дорогой, я вновь буду весел.
Олав конунг сказал:
— Не знаю, насколько мои речи могут помочь делу, но если что-нибудь здесь зависит от меня, вечером ты пойдешь туда же, куда и я.
Тогда Тормод обрадовался и сказал вису:
[№ 34]
Назревает, грозен,
— страх отринь, дружина —
Ати дождь. Над войском
Век ножей маячит.
Вдаль уйти, иль сдобрить
Брани стан — награды
Нет другой, правитель
дива струй пролива.
Конунг ответил:
— Так, наверное, и будет, как ты говоришь, скальд, и те люди, которые пришли сюда, либо спасутся, либо падут.
Тогда Тормод сказал вису:
[№ 35]
Оскудела скальдов
череда — когда же
ждать? — с провидцем веча
я навек пребуду.
С мудрым ратоборцем
рад бы обретаться —
— выложим по борту
щит на лыжу лужи.
Олав конунг сказал:
— Сигхвата скальда хочешь ты теперь опорочить, а делать это тебе не надо, ибо Сигхват предпочел бы быть здесь, если бы знал, как у нас тут жарко. И вполне может быть, что он еще принесет нам великую пользу.
Тормод отвечает:
— Так оно, возможно, и есть, но все же я полагаю, что строй возле стяга был бы совсем худым, если б так поступали многие.
Рассказывают, что в битве при Стикластадире, где пал Олав конунг, Тормод выделялся тем, что бился без щита и брони, и это придало ему славы. Он рубил широкой секирой с обеих рук и прошел через строй врага; никому из тех, кто встретился ему на пути, не хотелось искать под его секирой ночлега. Люди говорят, что когда битва уже была кончена, Тормод не был ранен. Это удручило его, и он сказал:
— Думаю я, что уж не попаду вечером в тот же приют, что и конунг, а жизнь теперь для меня хуже смерти.
И в тот миг, когда Тормод это сказал, в него вонзилась стрела и пришлась в грудь, и Тормод не знал, откуда она была пущена. Рана обрадовала его, ибо он понял, что она принесет ему смерть. Он идет к амбару, где было много раненых воинов конунга. Какая-то женщина грела в котле воду для промывки ран. Тормод подходит к загородке и опирается на нее.
Женщина сказала Тормоду:
— Ты из людей конунга, или из войска бондов?
Тормод сказал вису:
[№ 36]
Видел всяк, шли скопом
средь полей с Алейвом.
Язв не счесть, вестимо,
— в пре секир несть мира.
Скальд изведал градин
хлад, блестит слюдою
щит мой, и лишь шуйцей
меч вздымать могу я.
Женщина сказала:
— Если ты ранен, почему не даёшь перевязать себе раны?
Тормод отвечает:
— У меня лишь те раны, что не требуют перевязки.
Женщина сказала:
— Кто из людей конунга бился сегодня всего лучше?
Тормод говорит:
[№ 37]
Яр, добавил Харальд
жар полей с Алейвом.
Двигся в стрёме стали
С Хрингом Даг на тинге.
Пред полком на нажить
Княжича, ступили,
— пил глухарь густую
брагу ран — четыре.
Тогда женщина еще раз спросила Тормода:
— Как бился сам конунг?
Тормод сказал вису:
[№ 38]
Встык при Стикластаде
Нудил люд владыка,
Щедр душой, на дышло
крови ток направив.
Защищался в тряске
трутней Тротта каждый;
Непреложно — вождь наш
не берегся в буре.
В амбаре было много тяжелораненых, и там стоял громкий стон, какой часто сопутствует глубоким ранам. И вот, когда Тормод произнес эти висы, в амбар вошел человек из войска бондов. Услыхав, как громко отдаются стоны раненых, он сказал:
— Неудивительно, что конунгу не удалась битва против бондов, раз его сопровождали столь малодушные люди как эти, ибо о тех, кто в амбаре, по-моему, вполне можно сказать, что они вообще не могут сносить свои раны без вопля.
Тормод говорит:
— Значит, ты считаешь, что людям, которые собрались здесь, не хватает выдержки?
Тот отвечает:
— Я убежден, что здесь собралось вместе много людей нестойких.
Тормод сказал:
— Может статься, что в амбаре в самом деле есть человек, которому недостает мужества, и тебе моя рана вряд ли покажется тяжкой.
Бонд подходит к Тормоду и хочет осмотреть его рану. Тормод же взмахнул секирой и нанес бонду большую рану. Тот закричал от боли и громко застонал.
Тогда Тормод сказал:
— Я так и знал, что здесь найдется малодушный. Скверно ты поступаешь — меряешь чужое мужество, когда сам малодушен. Здесь у многих тяжелые раны, и никто не стонет по своей воле, и не вина этих людей, что раны их отдаются так громко. А ты стонешь и причитаешь, получив одну маленькую рану.
Тормод говорил все это, стоя возле загородки в амбаре. А когда их беседа закончилась, женщина, гревшая воду, сказала Тормоду:
— Отчего ты так бледен, парень, на тебе нет лица, как на трупе; почему же ты не даешь перевязать себе рану?
Тормод сказал вису:
[№ 40
Лик погас, но близок
Ласок час Костлявой.
Встрял зубец, стреножа
Рвоту ран, заржавлен.
Променял ли Меньи
мел остатний — метки
Датских стрел да бури
Дня — [саднят мне дюже].
И сказав это, он умер, стоя возле загородки, и упал на землю мертвый.
Харальд сын Сигурда закончил вису, которую произнес Тормод, вот что он добавил:
— «саднят мне дюже» — скальд, должно быть, хотел сказать: «метки бури дня саднят».
Этим, как было рассказано, завершилась жизнь Тормода Скальда Чернобровой. И здесь мы завершаем рассказ, который можем поведать о Тормоде, воине святого конунга Олава. |
